Вторая часть – https://belash-family.livejournal.com/54188.html
Original - link
– А что, если у него там есть дев… – Хикари всё не унималась, переубеждая Кану, но тут, наконец, пришла Нэму, и спор оборвался.
– Бабушка взялась за них, – отчиталась она о малышах, усаживаясь за стол. – Они утомили меня болтовнёй про лётчика.
– Скоро сутки, как мы только о нём и болтаем, и думаем, – вздохнула Кана, голодными глазами изучая кастрюлю снаружи. После езды по холодку невольно разыгрался аппетит. – Слушайте, я скатала в город, разжилась газетой для него. А он сказал: «Вам и не надо знать, что там». Здорово, да?..
– Кана… – Нэму отстранённо поглядела мимо них обеих. – Зря стараешься. Многие пытались их разговорить. Всё было напрасно. Они молчат. Или отделываются общими словами. И выпытывать что-то ещё…
– Но почему? Мы-то им всё выкладываем!
– И о чёрных перьях?
Кана прикусила язык.
– И о том, как Хёко вбивал клинья в Стену? и что было после?.. Кана, милая, пойми, наконец – лётчик пришёл оттуда, откуда мы сбежали. Или нас спасли, как Ракку из колодца. А он там – живёт. Что он тебе может сказать?
– Вот я и предлагаю, – горячо заговорила Кана, – раз мы Серокрылые, давайте его спас…
Original - link
– Извините, задержался, – вошёл Рено с приветливой улыбкой, и вновь все замолкли. – Надеюсь, из-за меня завтрак не остыл?
– Нет-нет, пожалуйста, садитесь, – торопливо отодвинула ему Хикари стул рядом с Нэму.
– Моё соседство…
– Не стеснит. – Нэму милостиво кивнула, уделив лётчика коротким взглядом.
Едва Хикари начала раскладывать рагу, как впопыхах ворвалась Ракка.
Кана укоризненно помахала ложкой:
– Все в сборе, а я думала – этот завтрак никогда не начнётся!
– Вот именно – все, – вытянув руку, Ракка водрузила на стол между тарелками Рено и Нэму вазочку со свежими цветами. Букетик был аляповат, но мил – гвоздики, душистый табак, колокольчики, ветка жасмина, ромашки, васильки, даже цикорий и цветки репейника.
– Конец бабусиной клумбе, – ахнула Кана.
– Это же ваза Рэки, – вырвалось у Нэму. – Ракка, зачем…
А Ракка, встав за её с Рено спинами, возложила руки на них обоих – каждому на плечо, – и вдохновенно сказала:
– У нас такой гость, а мы не празднуем. Пусть будет маленькое торжество, и я от лица Старого дома – можно так? – хочу поздравить Рено с тем, что он нашёл…
Original - link
Её краткая пауза на вдохе кое-кому показалась вечностью.
«Она видела, – догадался Рено, стараясь не измениться в лице. – Лучше б я без сигарет остался».
Нэму попыталась изобразить удивление непричастного человека.
– …нашёл дорогу в Гли и встретил нас. Давайте все запомним этот летний день, какой он был прекрасный, когда мы вместе.
– Да-да-да-да! – просияв, Хикари часто-часто захлопала в ладоши. С ней вместе зааплодировала Мичи, а сдержанный Аки улыбнулся.
– Всё правда, – выдохнула Кана, опять исследуя рукой бездну своей сумки, висящей на спинке стула. – Я вот забыла… просто выпало из головы. Постучалась в табачную лавочку, там удивились, но сменяли на листок. – Она через стол подала Рено полную пачку сигарет с крылатым символом. – На память или… так просто. Могу и расписаться на обёртке.
– Спасибо, Ракка, – тихо сказала Нэму с искренней благодарностью. – И что вазу принесла… Я тоже хотела бы, чтоб Рэки нас видела сейчас. Бывают дни… как белые крылья.
Потом прибавила одними губами:
– Руки сними.
«Только мне нимба не хватает для симметрии», – представил Рено себя, Нэму и соединившую их Ракку.
– Все мы улетим когда-нибудь, а память останется. – Ракка таки убрала ладони с их плеч.
Воздали должное рагу.
– Поедим, – обещала Кана с набитым ртом, – а потом покажу мастерскую.
– Лучше покажи часы, – попросил Рено.
– О… ой! я опаздываю! Ракка, что, нельзя было обряды вечером справлять?! Хикари, положи мне в коробку, доем на работе!
– А я пойду пешком?
– Часовщик же изведёт попрёками!
– Что, первый раз?
Разрываясь между служебным долгом и дружбой, Кана еле дотерпела, пока её светлый человечек соберётся, и за руку потащила Хикари к велосипеду.
– Я всё утро потеряла… и листок… для того, чтоб Ракка… нет, ты видела?!
– Да, я зрячая.
– Цветочки! вазочка! и возложенье рук! Она бы ещё нимб сняла и на Рено напялила!
– Но хорошо же получилось. Лично я так не сумею. А у Ракки… она чуткая к чужим чувствам.
– Ой, она чувства понимает!.. – дальше Кана не нашла слов, потому что своих чувств хоть отбавляй.
– …и день надо было подчеркнуть, он того стоит. У меня здесь, – Хикари приложила ладонь к сердцу, – ромашки цветут.
Отъехав от Старого дома с километр, Кана свернула к обочине.
Навстречу неторопливо катил мотоблок, волокущий четырёхколёсную тележку с железными бочками и топливной помпой. Мотоблоком рулил Плащ, и ещё трое Плащей сидели на бортах тележки. Безмолвные, в своих коричнево-серых хламидах, со свисавшими на лица из-под капюшонов тканевыми масками, они обратили на двух Серокрылых внимания меньше, чем на придорожные деревья.
«Реактивное горючее – авиационный керосин JP-1» – значилось на бочках.
– Вот оно как… – прошептала Хикари, у которой в сердце разом свяли все ромашки. – Праздник надо справлять вовремя, а то поздно будет…
– Угу. Подчеркнули нам день. Прямо черту подвели.
Original - link
* * *
Original - link
– Я нашёл это на лобовом стекле Жаворонка. – Перед обедом Рено выложил на стол бумажный лист. – Когда гулял с младокрылами. Они просили пустить их в кабину.
Бумага гласила: «Машина заправлена. Вылет завтра в 15.00». И подпись – «Союз Серокрылых».
– Думаю, прочли все, кто туда приходил. Завтра у вертолёта будет людно.
Все молчали, как в воду опущенные. Потом Нэму спросила, стараясь не думать о завтрашнем дне:
– Много было горожан?
– Порядочно. Только при мне сотни три. Кое-кто пикничок разбил на травке у машины. Угостили вашим пивом, бутербродами, а малых – лимонадом и печеньем. Каюсь, не углядел. Как-то они теперь обедать будут?..
– Расспросами не донимали?
– Не особо. Руки жали, спрашивали, боязно ли в воздухе летать, красив ли Гли сверху.
– Так скоро всё кончится, жалко, – промямлила скисшая Кана. – Вот бы вы ночью улетели, когда спим…
– Кажется мне, ваш Союз – или мэрия, – хочет устроить зрелище, – поделился мыслями Рено. – Похоже, в Гли мало событий, тут всему рады.
– Это да. Любят у нас всякие фейерверки, – согласилась Кана с грустью. – Как-то раз, говорят, чуть лес ракетой не спалили. Ещё до меня. Еле пожарные деревья отстояли…
– Если булочники ничего вам не спекут в дорогу, я уйду из булочной, – неожиданно сурово пообещала Хикари. – Найду, где работать. А их покинет удача.
– Ты это им скажи, заранее. Увидишь, как забегают.
– Обязательно скажу!
– Опять варёную морковь жевать… – куда-то в сторону сказал Аки.
– Я напишу тебе рецепт рагу, – утешил лётчик.
– Кана и бабушка меня гоняют от плиты. Боятся, что пожар будет. А я ведь ничего не поджигал… Ну, видел в коконе огонь, что же теперь, и спичек не давать?
– А сказку про кота в ботинках – напишете? – не теряла надежды Мичи.
– В сапогах же. – У Рено нарисовалась дума на челе – в сказке-то людоед, такое знание будущему хранителю негоже вкладывать.
«Заменю на великана. И вообще все наши сказки кровожадные какие-то. Хорошо, я про Синюю Бороду не вспоминал».
– В самом деле, лучше б ночью, – вдруг вырвалось у Нэму из глубины души. – Младокрылы реветь будут, впору их в доме запереть…
Терпение Рено замигало красным индикатором – «Я на исходе».
– Может, хватит панихиду разводить? Зачем устраивать мне сутки перед казнью? Я просто вернусь туда, где должен быть. Там моё место. Да, мне будет вас не хватать. Всех. Но с Союзом тут не спорят, и не мне ломать ваши порядки. Ракка соврать не даст – я при ней… короче, каялся в грехах. Я не сахар, не булочка, не золотой луидор. Просто человек со всеми там изъянами. Но вы… Такие могут только сниться. Гляжу и верю – действительно, вам путь на луче сквозь небо. А к нам даже не заглядывайте, пожалуйста. Поберегите свои души.
– Нас берут из вас, – негромко заметила Ракка после его жаркого монолога.
– Может быть, но я другой породы. Не из того теста. Мой поезд ушёл.
– На каком луче?.. – тихонько спросила Мичи на ухо Хикари. Та прижала палец к губам:
– Не сейчас.
Заметив опасные шёпоты, Нэму повела беседу в сторону:
– Шла мимо кухни и уловила чудный запах.
– Луковый суп! – Мичи и Аки поспешили заявить о своём подвиге.
– Мы его столько начистили!..
– …до сих пор глаза щиплет.
– Вряд ли младших уговаривать придётся. Пойду им объявлю, чьих рук обед – и вас назову, – кивнула Нэму средненьким. Они увязались за ней – надо получить свою долю похвал.
– Ну, мы тоже не подарки, – открылась Кана, едва ушли двое из парных коконов. – Если уж начистоту… я думала ваш вертолёт сломать. Простите.
– Ну, и ломали б, чем думать да мяться. Теперь поздно – я буду знать, кто нашкодил.
– Простите… – опустив глаза, просила Кана. – Чтобы пятен не осталось…
– Каких пятен?
Пользуясь моментом, вмешалась Хикари:
– И кто рассказал Рено о Полёте? Теперь Мичи изведёт нас, пока не добьётся…
– Я виновата, – встала Ракка. – Но ей придётся узнать, рано или поздно. А Рено… он спрашивал о Рэки. Её история – не тайна, она – память. И сам он тоже совершил полёт – пусть не по-нашему, но Стену перешёл. Наверное… – Голос Ракки на миг пресёкся, словно её горло сжалось, – там Рэки испытала то же, что и он. Всё другое, вокруг все с огромными белыми крыльями и светятся… Разве она им будет говорить о черноте, как та расползается по перьям?.. о страшных снах?
– Перестань! – Кана сжала кулаки. – Брр, я уже что-то чувствую… – Она завернула руку за спину и начала ворошить кромку своего крыла.
– Как ты можешь… – задохнулась Хикари. – Прекрати её пугать, она и так боится! И откуда эти фантазии о Рэки?! Выдумываешь неизвестно что!
– У вас болезнь, что ли, случается?.. – смекнул Рено, глядя то на одну, то на другую. – Выпадают перья? Или перьевой клещ донимает?
«Точно, деревенский парень, – определила Хикари, брезгливо передёрнув крыльями при одной мысли о клещах. – Кого он в нас видит – людей, ангелов или нелетучих кур?»
– Не клещи!.. Это грехи, – добавила она строгим учительским тоном, поправив очочки, – плохие мысли и поступки. Они отражаются.
– Я что-то не то брякнул, извините, барышня. – Рено с осторожностью, как можно бережней погладил Кану по крылу. – С кем не бывает. Повинились, и ладно. Прощаю, честное слово. Никаких пятен.
Тёплое крыло под его рукой чуть вздрагивало и сгибалось в том суставе, что у птиц считается запястным. Кроющие перья были гладкими и жестковатыми, зато маховые – восхитительно мягкие и нежные. Потом Кана перестала сжимать крылья, развела и выпрямила их, а глаза её тихо засветились от удовольствия.
– Да ладно. Я так, чтобы по-честному. Вы… и других потрогайте, на счастье. Такая в Гли примета. Пусть вам дальше везёт во всём.
– А нимб?
– О, пожалуйста! Он там крепко держится, беритесь смело.
На ощупь нимб оказался металлическим, чуть шероховатым, похожим на алюминиево-магниевые сплавы, применяемые в авиации, но цвет и свечение как бы намекали, что тут не обошлось без высших сил.
Когда Нэму вернулась – за ней Аки нёс луковый суп, а Мичи хлеб и зелень, – она застала в столовой самую умильную картину. Серокрылые сидели вокруг Рено, как цыплята вокруг мамы-курицы, распушив крылышки, светясь улыбками и нимбами.
«Ах, шельмы!..»
– Это на счастье, – заметив ревнивый огонёк в её очах, поспешил лётчик объяснить застольную идиллию. – Примета. Я набираюсь удачи от вас.
– Только не через край, пожалуйста. Слишком много – тоже плохо.
Original - link
* * *
Всё время между обедом и ужином было расписано едва не по минутам. Осмотреть с Каной водопроводную систему дома и починить то, что можно. Показать Мичи, как делают тыквенные лепёшки в духовке, а бабушку убедить, что Аки имеет право регулировать кухонную плиту.
«Мадам, если честно, мне без разницы, что малый видел, когда спал в яйце – огонь, рогатых жаб или белых слонов. Он – мужчина, и должен уметь всё. Забивать гвозди, гонять на велике, крутить газовые краны, целоваться и писать стихи. Здесь или в следующем мире это пригодится».
Потом заточка ножей, смазка дверных петель и сказки младокрылам. Мичи тоже пришла? Пусть слушает.
«…и выпил он райского вина, и провёл в Царстве Небесном, как ему казалось, три минуты. А когда вышел в земной мир, то увидел, что его родной город изменился, и люди в нём уже другие, незнакомые. И спросил парень: – Знаете ли вы такого-то? – Такого не знаем, ответили ему, но слышали от стариков, что был один парень, которого умерший друг позвал погостить на небе, и с тех пор парня больше не видели. И было то три сотни лет назад…»
А на уме вертелось:
«Мои наручные часы остановились. От удара при посадке?.. Или здесь время не туда идёт? Куда я вернусь, когда перелечу Стену?.. в какой год? Назад, во Вторую Мировую? или вперёд, на ядерное пепелище? Боже мой, у нас, куда ни ткни, попадёшь на войну…»
И самое важное – после ужина.
Надо подойти самому и предложить. Потому что она ждёт. Так всегда – мужчина предлагает, женщина выбирает «да» или «нет».
Или «может быть».
– Нэму, погуляем?
– Да, – просто ответила она, дав ему руку.
«Как у них в глазах одновременно могут быть грусть и радость?»
Выйдя из дома, они повернули налево и через луговину пошли на Ветряной холм.
Солнце опускалось к Западному лесу, резко высвечивая оранжево-красным закатным светом силуэты ветряков, мерно вращающих лопастями под ровным дуновением с востока. Последние лучи стеклянно сверкнули по кабине Жаворонка, стоящего за ручьём, по ту сторону дороги.
– Знаешь, я успел многое передумать за день, после того, как нашёл письмо Союза…
– Тебе лучше. Нас Полёт застигает без предупреждения. Есть только предчувствия – они были у доброй Курамори. У Рэки, которая столько мучилась с чернотой. Даже у маленькой Куу. Наверно, это ждёт и меня. Однажды… Но теперь я встречу этот час с радостью.
– Почему?
– Он излечит меня от тоски по тебе. От того, что я буду глядеть на Стену и думать – как ты там? Или… или случится ещё лучше – память о тебе останется. Я не хочу её терять. Буду знать, что ты есть, этого хватит для счастья.
– До сих пор поверить не могу – как это со мной случилось?.. Не полёт сюда, нет. Лётчиков порой заносит и покруче, я слышал всякие истории… Но когда увидел тебя на пороге – сердитую, чуть запыхавшуюся, с разметавшимися волосами, – не заметил ни крыльев, ни нимба. Только глаза. И понял, зачем попал в Гли.
– Зачем?
– Не знаю.
Она рассмеялась, потом задумчиво потупилась.
– Мы как две летящие звезды – наши пути пересеклись в небе… на миг.
С холма они сошли уже в сгущавшихся потёмках, и Нэму показала рукой на север:
– Видишь ту тень у земли? Там водопад и мост, а за мостом – храм Союза.
– Может, сходим туда? Спросим, как быть…
– Вряд ли Плащи откроют нам врата. Час слишком поздний… Да и что ты скажешь Переговорщику?.. Я даже берусь угадать его совет: «Решай сам, ответ в твоём сердце».
– Глава города?
– Просто мудрец. Учит находить ответы.
В Старый дом они вернулись, когда небеса уже покрылись россыпью звёзд.
Разумеется, никто из старших не спал, все сидели в неосвещённых комнатах и глазели в окна, ожидая, когда две тени появятся под сводом ворот.
Original - link
* * *
К 14.00 следующего дня народ уже ощутимо подтянулся из города к району Старого дома. Настолько, что фермеры поругивались – скопище мешало им проехать к Гли с южных делянок.
Рено охватило что-то вроде предчувствия простуды – казалось, в теле лёгкий, едва ощутимый жар. Движения стали поспешными, взор ни на чём не мог сосредоточиться, лица людей выглядели мутными, расплывчатыми. Только Нэму он видел ясно – её печаль, её гордое молчание, – и стремился как можно скорее пройти к вертолёту, захлопнуть дверцу, запустить турбину и…
Но пробиться к Жаворонку было трудно.
На нём висли мелкопёрые:
– Рено-о-о, куда ты?
– Не улета-а-ай!
И безутешный рёв, конечно. Дай, шмыгая носом и отворачиваясь, вернул шлем, весь разрисованный цветными карандашами. Среди каляк-маляк – кривая птичка и корявая крупная надпись ЖАВАРОНОК.
– Ты вернёшься, да?
– Ракка, сделай милость – забери детей.
Между тем на зелёном лужке маленький оркестр настраивал инструменты и, наконец, грянул торжественный марш. Аплодисменты! Подошёл плотный мужчина средних лет, пожал Рено руку:
– Мэр города Гли. Господин Ренальд Рош, все мы чрезвычайно польщены вашим неожиданным и столь приятным для нас визитом. Благоволите принять наши подарки… Ребята, кладите всё в машину! Здесь большой яблочный пирог, бочонок нашего лучшего пива, колбасы, сушёные фрукты и прочее… Отдельная просьба – не откажите в любезности на прощание сделать показательный полёт над городом, по кругу. Старым людям тяжело двигаться, но они хотят увидеть вас в воздухе. Все уже ждут у окон, на балконах…
Пробились Серокрылые, которых он прежде не видел – пареньки и девчата, с вида больше похожие на уличную банду, но ведущие себя весьма вежливо, сдержанно.
– Извините, мы сразу не решились навестить вас, а тут вдруг такая спешка… Союз нам разрешил на раз. Я Хёко.
– Я Мидори! – выскочила бойкая девушка, волосы под нимбом торчат в стороны двумя пучками. – Вы трогали их крылья? Признавайтесь!
– Был грех.
– Быстро, и мои тоже. Для счастья, ясно? Хёко, кончай гримасничать, достал уже!
– Глийцы ждут вашего слова, – намекнул мэр.
Пока Рено собирался с мыслями и с духом, Хёко подмигнул своим:
– Ну-ка, братва, вчетвером, руки в замок – поднимем лётчика.
На руках фабричных Серокрылых Рено вознёсся над толпой.
«А ребята сильны!..»
– Люди… Люди и Серокрылые, я сердечно благодарен вам за доброту и гостеприимство. Случай занёс меня в Гли, и я, признаться, был в отчаянии. Вы помогли мне, дали два лучших дня в моей жизни. Это останется навсегда в моей памяти. Будьте счастливы!
– Ура! Отлично сказано, лётчик! – загремела, загомонила толпа. – Счастливого пути! Всего наилучшего!
– Пожалуйста, я прошу всех отойти подальше. Будет сильный ветер от винта.
Люди с шумом начали пятиться, а вперёд вырвалась Нэму. Они с Рено оказались на открытом пространстве, взявшиеся за руки.
– Я не хотела подходить… но вот, вышла. Помни меня, хорошо? Когда отправлюсь в Полёт, пролечу возле тебя, если смогу – ты почувствуешь… Помни! И я буду помнить…
Подошла серьёзная, насупленная Кана, потянула Нэму за руку – та не противилась, шла за ней, только смотрела – на Рено.
– Пусть даже сто лет пройдёт, я…
– Да хватит как по книжке говорить, я зареву сейчас. Пошли в дом, там поплачем.
Original - link
Завыла турбина, лопасти дрогнули и, ускоряясь, начали бег по кругу. Под усиливающимся потоком воздуха полегла трава, с людей срывало шляпы и платки. Горожане пригибались, отступали. Несущий винт в бешеном вращении стал слитным кругом вихря. Полозья оторвались от земли, и под общий крик, едва слышимый в рёве мотора, Жаворонок начал подниматься в небо.
В кабине вкусно пахло едой.
– Пирог с яблоками… колбасы… – сквозь зубы цедил Рено, на малой высоте направляя машину к городу. – Бочонок пива…
Над городскими улицами маячила Стена – могучая, несокрушимая, вечная как время. За ней зыбко мутнела сизо-серая пелена. Нажать педаль, наклонить ручку управления – и ты по ту сторону… Бак полон. Почему-то есть уверенность, что компас и рация вновь заработают. И – курс на Штутгарт? Вновь пойдут часы на запястье. Там, снаружи, может, и минуты не прошло…
Нет, сначала круг. Как просили. За всё хорошее им надо отплатить добром.
Он повёл Жаворонка с наклоном влево. Ага, вон храм. Дальше – Западный лес. Какие-то руины… Вот болото. А это что? Снизившись, Рено увидел хутор или ферму – без людей, заброшенного вида. Дальше потянулись возделанные поля… высохшее речное русло… заводское здание со следами разрухи… И вновь город, он вернулся к нему с востока. Круг замкнут.
Ну? Вперёд, на север?
Он спиной чувствовал, как на лугу у Старого дома медленно расходится, течёт по дороге к городу провожавшая его толпа, но одна фигура стоит, неотрывно глядя в небо, отыскивая летящую невидимую точку, от которой над Гли волнами расходится турбинный рёв.
Она будет так стоять, пока звук не исчезнет совсем.
Потом повернётся и пойдёт домой.
– Да чтоб меня!.. – яростно выругался он, посылая машину в крутой разворот.
* * *
– Он возвращается, – сказала Кана.
– Не глупи, – одёрнула Нэму, хотя сердце у неё готовилось выпрыгнуть наружу.
– Говорю же, вон он! Сотня лет как мимо свистнула!.. Эй! Э-э-эй! – закричала она уходящим к дому. – Рено летит обратно!
Чутьё спиной немного подвело Рено – на стартовой площадке оставалось сколько-то людей. Скажем, оркестранты ещё не упаковали свои инструменты. И усатый стражник был здесь – чисто для порядка, присмотреть, чтобы всё было чинно-благородно.
– Гляди-ка, и впрямь возвращается, – хмыкнул он. – Правильный парень, я почему-то сразу это понял…
А Нэму сорвалась и побежала к дому, хотя все остальные – а впереди всех, с визгом, младокрылы, – неслись назад, к месту взлёта
– Куда ты, он ведь к тебе летит! – завопила Кана ей вслед.
– Я с ним – простилась! Мы с ним – разные! У нас – ничего – быть не может!
– Ты что?!
– Она права, Серокрылая, – бросил стражник, наблюдая за приближающимся вертолётом. – Гли… он такой! Знает, как людей позвать. А жизнь… штука сложная! Ты не переживай. Сроду так не было, чтобы у нас – и не уладилось. Срастётся!
* * *
Винты остановились, и Рено с двумя младокрылами на руках подошёл к стражнику:
– Я вот подумал – там, к юго-востоку, вроде безлюдный хутор есть.
– Точно, имеется. Зовётся Ничей фольварк. Жили там люди, потом кто умер, кто в Гли перебрался. Строения целы, но слегка в разрухе.
– Арендовать его дорого будет?
– Какие деньги?.. Поселяйся и живи. Всё, что сделаешь, вырастишь – будет твоё. В Ничьём фольварке сады богатые, только запущены…
– Ну, с садами-то я справлюсь. Сызмала приучен.
– Если что, инструмент одолжим. Заходи, Речная улица, девятый дом. Если я буду на дежурстве, всё жена покажет.
– Договорились.
– А жить пока можно у нас, мы в твоей комнате ничего не трогали, – подступила донельзя довольная Ракка. – Как обустроишься, на фольварк переедешь.
– Перелечу! Кана, вы…
– Можно и со мной на «ты», – сияла мастерица.
– …ты справишься перемонтировать несущий винт на ветровой генератор?
– Раз плюнуть! А из хвоста Жаворонка мачту сладим.
– Коротковата, удлинить придётся… А пока горючка есть, малые, я вас по небу покатаю.
Радостный крик младокрылов, наверное, был слышен даже в храме.
* * *
Original - link
В храме Рено оказался через день. Плащи впустили его, словно ждали.
Вскоре он стоял перед Переговорщиком.
– Говори, – разрешил тот.
– Мне известно, что нельзя. Хочу узнать, что можно. Я буду жить в Ничьём фольварке, возрождать хозяйство. Думаю привлечь тех Серокрылых, кто согласится. Могут ли они поселиться в новом месте и работать на земле? Дома – ветхие, подержанный инвентарь найду…
– Нет запрета Серокрылым трудиться в деревне, – молвил Переговорщик. – Но помни, что они очень молоды, а сельский труд тяжёл.
– Парни меня на руках подняли – не переломились. И – только добровольцы. А ещё… – Лётчик запнулся. – …могу ли я стать Серокрылым?
Переговорщик остался недвижим и невозмутим, но Рено казалось, что взгляд сквозь щели причудливой маски изучает его с удивлением.
– Ты первый, спросивший об этом. Увы, я не в силах дать тебе крылья, нимб и День Полёта. Твои мысли – о Нэму, но твоё сердце хочет большего – стать опекуном Серокрылых.
Пожилой человек в маске не ждал ни возражения, ни согласия. Он только отражал чувства Рено, как зеркало.
– Спроси себя – готов ли ты принять такую ношу? Твоя жизнь будет принадлежать питомцам, которые приходят ниоткуда и уходят в никуда, пробыв с тобою считанные годы. Это труд без награды, как и мой.
– Я видел их счастливыми; этого хватит.
– Что ж, попробуй свить гнездо для Серокрылых. Людям это удавалось. Чтобы положить начало, я дам тебе имя, как положено в Союзе. Что ты видел в тумане, когда прибыл в Гли?
Рено мысленно вернулся ко дню встречи с Раккой у ручья.
– Стену. Меня удивила стена вокруг долины…
– Отныне ты Кабэ – Стена. Будь им надёжной оградой.
* * *
Переделать движок Жаворонка в тракторный не получилось – слишком прожорливый и шумный. Смирившись с этим, Кабэ махнул рукой – «Кана, разбирай его к чертям» – и мотор стал грудой полезных железок. Особенно ей полюбились лопатки турбины, лёгкие и зверски прочные, из которых она вырезала памятные жетоны. Досталось всем – и своим, и фабричным, и в запас для младокрылов тоже. Их носили кто на запястье, кто на шее, только Нэму убрала в ларец. На жетонах был выбит знак Серокрылых и имя владельца.
Лопасти ротора нарастили в ширину, он обрёл место на вышке и скоро дал ток для Ничьего фольварка.
В той стороне, где раньше из окон по вечерам виднелась только темнота, теперь звёздочками горела пара ламп, и в Старом доме знали – фольварк живёт, Кабэ трудится, и в случае чего можно к нему обратиться.
Осенними ясными днями, когда воздух особо прозрачен, а хмурые поля замерли в ожидании зимы, можно было различить, как ветряк Кабэ мерно вращается там, вдали – большие железные крылья, машущие тебе, только тебе: «Привет! Ты в порядке? Нужна ли моя помощь?»
* * *
– Хёко к нему перебрался, – докладывала Кана, съездив к лётчику на скутере с прицепом и доставив в дом сушёных яблок, груш и жареных орехов. – Мол, Союз разрешил жить на фольварке три дня, а работа там – настоящая, как в библиотеке или булочной. Думал от Мидори отдохнуть, ха!.. А она примчалась следом, по грязи на велике, до накрыльников захлюсталась… Сидят оба, опиваются компотом. Наш лётчик учит их лечить и обрезать деревья. Хёко с пилой, представляете?
– Хёко с пилой – словно Кана с иглой. – Хикари клацнула орех щипцами и облизнулась на ядрышко. – Все когда-нибудь научатся…
– А кто что умеет, то и делает!
– Хотела бы я знать, на что Кабэ надеется?.. – вслух задумалась бабушка, тщательно отмеряя пряности для супа.
– Нетрудно сказать, – отозвалась Нэму, стоя у окна и глядя во двор, потемневший от надвинувшихся туч. – Сегодня один, завтра другие… Наши зачастили туда. У него постоянно обитает кто-нибудь крылатый. Помнишь, Кана, как он сказал?..
– Ага. «Был бы скворечник, а скворцы будут».
– Он упрямый. – Лицом к стеклу Нэму не опасалась, что кто-то заметит её мечтательную улыбку. – Ждёт, когда у него в амбаре… или на сушильне… а может, в гараже – пробьётся росток кокона.
– Ну, если так – я перееду на фольварк, – заявила Ракка. – Должен же кто-то правильно ухаживать за новеньким. Рэки всё мне показала…
– Нет, я! Можно подумать, что я не могу! – в один голос возопили Кана и Хикари.
– Если это случится, всё решит жребий, – уняла их Нэму. – По-честному и без обид…
Она хотела добавить «…но без меня», однако передумала.
«Будет то, что должно быть. Ничего случайно не бывает».
Original - link
